Президенту
Приднестровской Молдавской Республики
Шевчуку Евгению
Васильевичу
от Шемянского
Валерия Николаевича,
проживающего по
адресу:
г. Тирасполь,
ул. 9 Января, д. 198, кв. 43
Обращение
Уважаемый Шевчук
Евгений Васильевич!
С лета 2012 года моя мать, Перинская Феодора
Ивановна, больна раком – диагноз: Неходжкинская Фолликулярная лимфома,
признанная международным медицинским сообществом полностью излечимым
онкологическим заболеванием. Однако, лечение должно соответствовать нормам «Международного
Протокола лечения Фолликулярной лимфомы», в котором точно прописаны
лекарственные средства, дозировки и периоды циклов курсов химиотерапии.
В связи с неблагоприятными обстоятельствами лечения
моей матери я вынужден Вас побеспокоить,
дабы высказать недовольство медицинскими услугами, предоставляемыми
Республиканской Клинической Больницей, а также системой здравоохранения
Приднестровской Молдавской Республики, требующей, по моему мнению, кардинальных
изменений.
Повторюсь, что на сегодняшний день, как известно
всем представителям медицины, Фолликулярная лимфома является полностью
излечимым видом рака, но успех процесса выхода в стабильную и долгосрочную
ремиссию напрямую зависит от правильности решений врачей, которые обязаны
бороться за жизнь каждого пациента. Однако, на протяжении всего времени лечения
моей матери прослеживаются постоянные ошибки всего медицинского персонала, на которые могу указать даже я, не
имея при этом соответствующего образования.
Нельзя не согласиться с тем фактом, что рак не
терпит задержек в принятии решений, но даже определение диагноза в нашем случае
было произведено поздно: в связи с переломом ноги, Камал Тагиев отказался
производить обследования, ссылаясь на то, что они будут иметь искажённый
характер, ведь в организме происходит воспалительный процесс. На самом деле,
данное высказывание является глупым, но время ушло, что привело к
стремительному развитию болезни. К тому же, факт данной оплошности
категорически исключается врачом и минздравом ПМР, которые, как по сговору,
обвинили маму в том, что она не явилась на необходимое обследование.
Последующее лечение также имело целый ряд ошибок со
стороны врачей, которые никак в нашем государстве не наказываются вышестоящим
начальством – примером тому может быть наплевательское отношение на состояние
пациента: когда мама болела в ноябре 2013 года, и у неё температура не
опускалась ниже 38 градусов Цельсия больше недели, никто не положил её в палату
для температурящих, что повлекло за собой длительную задержку в межкурсовом
интервале, а значит, был нарушен общий план лечения. Все попытки связаться с
врачами приводили лишь к игнорированию проблемы, ведь на диалог и Беженарь Л.
Л., и Комаченко О. И. практически не идут, ссылаясь на то, что для пациентов
есть исключительно рабочее время, которое почему-то тратится не на работу, а,
откровенно говоря, на чаепития.
Все проблемы температурящей больной были переложены
на плечи простых терапевтов и врачей скорой помощи, кареты которой вызывались
практически каждую ночь. Данные специалисты не имеют необходимых знаний и не
должны заниматься онкологически больными, но им пришлось брать на себя
ответственность, консультируясь друг с другом, дабы спасти жизнь пациента.
Оговоренное выше отношение к пациентам, проявленное
профильными врачами, которые должны были создать благоприятные условия для
преодоления гриппозного заболевания, губительно влияет на процесс лечения рака,
который можно легко проследить по истории болезни, но и она оформлена
неправильно, особенно если судить по выпискам. Так, например, в более поздних
выписках имеются ссылки на устаревшие показания УЗИ, а в более ранних выписках,
наоборот, на последние исследования. Неправильно вписываются и препараты,
которые применялись в течение того или иного курса: где-то добавят, где-то
вообще не напишут ничего.
Следует отметить, что данные документы, за
исключением нескольких последних курсов, выдавались нам через 7-10 дней послы
выхода мамы из больницы, из-за чего также были отклонения в лечении – например,
был случай, когда мы не знали, что необходимо в первые дни после химиотерапии
принимать таблетки «Аллопуринол»: на бумажке не написали и выписку не давали
больше недели.
К тому же, назначенное в Кишинёве лечение
практически никогда не производилось в положенные сроки – задержки достигали
месяца, а то и больше. Следует также отметить, что нам приходилось покупать все
препараты самостоятельно, включая противоопухолевые, которые имели достаточно
высокие цены. Конечно, по своей неопытности мы делали всё, что нам говорили, не
сохраняя чеки – именно это позволяет опустить данную тему, потому что доказать
можно, но тяжело.
Кстати, почему-то Министерство Здравоохранения
категорически отказывается признавать тот факт, что бесплатная медицина в
Приднестровье вовсе не бесплатная – значит, министру предоставляются все необходимые
отчёты, но кто сможет проверить их достоверность? Люди бояться говорить, что
каждый курс химиотерапии отнимает у них сотни долларов, ведь их жизнь в руках
тех, на кого придётся жаловаться.
Соответственно, рубить сук, который является последней надеждой выжить,
решится не каждый, особенно учитывая то, что жалобы, написанные на имя министра
здравоохранения ПМР, ни к чему не приводят – это мне известно по собственному
опыту.
Этот опыт состоит из
неоднократного обращения лично к министру здравоохранения Скрыпник Татьяне
Сергеевне, но все мои попытки достучаться до чиновника и указать на ошибочные
действия врачей были просто проигнорированы, а ответные письма вовсе не
отвечали на те вопросы, которые были заданы в моих обращениях. Скорее, в них
прослеживалась некая несуразность, противоречащая всем законам современной
медицины. Например, можно указать на то, что, в принципе, онкобольным не нужно
назначать Компьютерную Томографию – то есть, этот процесс является лишним, но
как тогда осуществлять мониторинг эффективности лечения, как контролировать
влияние лекарств на внутренние органы?
Качество снимков
рентген-аппаратов явно не способно выявить реальное положение дел – к тому же,
из-за данного вида исследований был случай, когда матери не хотели давать направление
в Кишинёв для проведения курса лучевой терапии. Дело в том, что наши врачи
узрели в желудке метастазы и даже собирались делать операцию. Спасло лишь то,
что мы самостоятельно решили обратиться очередной раз к кишинёвским
специалистам, которые с удивлением опровергли факт наличия метастазов в
желудке.
Несомненно, качество
исследований с помощью Компьютерной томографии позволяет врачу осуществлять
правильную коррекцию дальнейшего лечения, от которого зависит успех выбора
терапии, порядок действий медицинского персонала и, в конце концов, итог всей
проделанной работы, которая может иметь лишь два направления: жизнь или смерть
пациента.
Однако, больше меня
беспокоят ошибки, которые допускаются сейчас при лечении моей матери: как и
раньше, дозировка лекарств не соответствует положенным цифрам, что никак не
объяснялось до тех пор, пока московские врачи ни указали на сей факт.
|
Пояснение:
|
В феврале 2014 года
местные врачи отказались от лечения моей матери, переведя её на | паллиативное
лечение, которое ограничивалось лишь введением циклофосфана. Переход |
на данный вид лечения
был связан с резким ухудшением состояния моей матери – 9 | курсов химиотерапии и 1 курс лучевой
терапии, проведённые на территории |
Приднестровья и Молдовы,
оказались не только безрезультатными, но и вредящими | здоровью
пациентки, губительно подействовавшими на состояние печени и селезенки.
|
По мнению врачей, в то
время наблюдалось резкое падение лейкоцитов,
|
непредотвратимое
ухудшение общего самочувствия, а также режущие боли в области |
желудка и так далее. В
разговоре с лечащим врачом Беженарь Людмилой Леонидовной |
мы узнали, что прежнее
лечение матери продолжаться не будет, так как мы дошли до |
необратимого состояния,
когда болезнь не поддаётся лечению.
|
Узнав, что прогнозы
неутешительные и маме осталось полгода жить, но видя, что |
состояние не
соответствует заключениям врачей, нам пришлось самостоятельно |
обратиться в
Гематологический Научный Центр Министерства Здравоохранения РФ, |
где были выявлены
ошибки лечения и назначены новые процедуры, требующие | приобретения
дорогостоящих препаратов. Необходимо отметить, что ведущими |
специалистами ГНЦ МЗ РФ
было предложено на выбор 2 вида лечения: один из них имел | стоимость
около 14000 долларов США за каждый курс (всего – 6 курсов), другой, |
соответствующий
Международному Протоколу Лечения Фолликулярных лимфом, с |
применением
«ритуксимаба» (препарат «мабтера») - вещества,
действующего на | раковые
клетки определённого типа, и «бендамустина» (препарат «рибомустин»).
|
Осознавая, что первый
вариант лечения в короткие сроки начать мы не сможем, мы |
выбрали второй вариант
лечения и обратились за помощью к Министру | Здравоохранения
ПМР Скрыпник Татьяне Сергеевне, придя к ней на встречу с | официальным
письмом. К сожалению, ничего, кроме сочувствия и обещаний мы не |
получили, ведь нами
наблюдалась лишь игра «хороший – плохой полицейский», где роль |
добряка играла сама
Министр, а роль злого полицейского была отведена какой-то |
чиновнице, имя которой
нам так и осталось неизвестно.
|
Хочется отметить, что,
в связи с тяжёлым материальным положением нашей семьи | (я и мой отец инвалиды первой
группы, мой пасынок инвалид третьей группы, мать |
пенсионерка, её
нынешний муж – тоже пенсионер, моему сыну всего 4 года, а моя |
гражданская жена
вынуждена не работать, так как за всеми нужен уход. В данный |
момент работает лишь
мой брат, но он уже живёт со своей семьёй, да и одной |
зарплаты на жизнь и на
лечение, стоимость которого предусматривает затраты, |
равные 20000 долларов
США, явно не достаточно.), нам пришлось организовать сбор |
средств в Интернете,
который не смог покрыть и половины суммы, которую мы |
потратили на лечение на
сегодняшний день, взяв огромную для нас сумму в долг.
Конечно,
в следующей же выписке, в которой, как обычно, нет ссылки на номер истории
болезни, последовало объяснение, но оно
было написано исключительно для того, чтобы подстраховать себя и больше нигде
повторялось. Если же данный вопрос рассматривать со знанием дела, то его
необходимо обсудить более подробно, ведь назначение гласит, что доза
Бендамустина должна быть 90 мг/м2 тела, но перед первым курсом о формулах и
расчетах мы не знали, а врачи в Тирасполе ничего даже не собирались
высчитывать.
Проще говоря, мы просто купили 2 флакона Рибомустина
по 100 мг каждый, которые маме и были введены. Проведя первый курс, Беженарь Л.
Л., отказалась поднимать дозу, ссылаясь на то, что 100 мг моя мать перенесла
хорошо – зачем же увеличивать? Хочется обратить внимание, что доза бендамустина
при лечении Неходжкинских лимфом должна быть 120 мг/м2, но, учитывая состояние
мамы, московские врачи назначили дозу, которая меньше номинальной на 25%. При
мамином телосложении ей положено по сниженной дозе около 140 мг в 1-й и 2-й
дни, а если не снижать, то ближе к 200 мг. То есть, самопроизвольно, боясь
нового для себя лекарства, будто грома в древние времена, нашими врачами было
решено назначить 50%-ную дозу.
Данная ошибка не может быть оправдана сейчас ничем:
состояние матери улучшается, московские профессоры и доценты, осматривая маму,
снова требовали увеличения дозы до назначенной, но в Тирасполе на это не
обращают никакого внимания – лишь добавили в одной выписке, как уже было мной
сказано выше, «чтобы было», некие причины, которые якобы были рассмотрены на
каком-то консилиуме.
Нельзя упустить обстоятельства, предшествовавшие
началу осуществления первого курса химиотерапии, назначенной в Москве. Дело в
том, что процесс лечения был откровенно затянут по причине нежелания построить
определённую его схему, от которой следовало отталкиваться – например, всё ещё
применялись препараты, которые пациентке противопоказаны («Преднизолон»,
«Дексаметазон»), несмотря на то, что мы предлагали новые методы лечения и брали
на себя непосильную тяжесть их материальной стороны, ожидая какой-либо помощи
от Министерства Здравоохранения.
Несмотря на указания специалистов из Кишинёва,
одобряющих именно применение «Нейпогена», 6 уколов этого препарата было
закуплено по нашей собственной инициативе на собранные людьми средства: каждый
из них имеет стоимость равную 130 у.д.е., но никто нам даже не сказал дозу.
Почему-то мы сами должны решать, какие лекарства какими дозами применять и
когда их делать. Более того, несмотря на
дороговизну препаратов, Беженарь Л. Л. расходовала их нецелесообразно: подняв
уровень лейкоцитов до показателя 6,7, мы были вынуждены ждать химиотерапии 4
дня только потому, что третий укол был сделан в пятницу, 21 марта, а следующие
дни выпали на выходные.
В понедельник был взят анализ крови, результаты
которого, как и в предыдущий раз, стали известны только через сутки, хотя
контроль показателей при применении «Нейпогена» осуществляется практически в
режиме реального времени. 25 марта 2014 г. был созван консилиум, на котором не
присутствовал никто из нас. Почему-то врачами было принято решение о
приглашении юриста и составления документа, снимающего ответственность с
медицинского персонала.
Между тем, показатели лейкоцитов в крови по
последнему анализу успели снизиться до 3,7, при этом 25 марта должен был
начаться первый курс химиотерапии в режиме RB (мы
даже привезли препараты в больницу по наставлению Беженарь Л. Л.), но врачи
решили потратить время на волокиту, которая сравнима с цирковыми выступлениями,
поэтому Беженарь Л. Л. сказала, что «химию» будем делать завтра, а сегодня ещё
один укол «Нейпогена» сделаем.
Хочется отметить, что мама вынуждена была подписать
документ, в котором говориться, что мы не имеем материальных претензий к
больнице, но это вовсе не значит, что препараты можно и нужно ставить когда
угодно и сколько угодно. К тому же, к несуразным ошибкам можно прибавить то,
что маме сделали укол «Хлорфенамина», готовя к соответствующим процедурам –
такое лечение похоже больше на гадание: сделать – не сделать, будем – не будем.
Ни одному врачу не стоит напоминать, что ни один препарат не должен быть введён
просто так - следует также учесть, что
введение «Хлорфенамина» вечером было нецелесообразным и небезопасным, если
учитывать, что реакция на препарат неизвестна, а врача вовсе нет на рабочем
месте.
Отдельно необходимо отметить, что в РКБ не принято
вежливо принимать пациентов и их родственников: заместитель главного врача
Чеколтан И. В., принимавшая нас в своём кабинете, встретила нас криком и
хамским обращением, запрещая открыть вторую створку двери, чтобы я мог въехать
в помещение (в её кабинет) на коляске. Также с её стороны было крайне грубое
обращение к моим родственникам, включая на то время трёхлетнего сына, которого
она вообще хотела выгнать из кабинета в первую очередь.
В
её кабинете нас заставили – иначе не скажешь – написать расписку, в которой
указывается, что мы не имеем претензий к врачам при любом исходе химиотерапии,
причём юрист не мог сформулировать текст так называемого документа, поэтому всё
писалось под диктовку Беженарь Л. Л. Вообще, каждая процедура теперь
производилась с подписью каких-то документов, которые не имеют юридической
силы, но доводили мою маму до слёз и создавали стрессовые ситуации, опасные в
её ситуации.
Таким образом, врачи только и занимаются уклонением
от ответственности, перекладывая её исключительно на родственников пациента.
Необходимо также отметить постоянную агрессию со стороны медицинского
персонала: с нами общались в ненадлежащем тоне, откровенно выказывая неуважение
и нежелание приниматься за свою непосредственную работу: лечить и спасать жизнь
человека, несмотря на выходные и праздничные дни, – именно об этом и гласит
клятва врача, которую даёт каждый медицинский работник.
Не менее важно то, что немыслимые проступки
встречаются постоянно, но ответственность никто нести не собирается: Алина Евгеньевна
Андреева – главный онколог Приднестровья -, например, уверяла нас в том, что
переливание крови – совершенно безопасный процесс. Возникает вопрос: зачем
доводить пациента до стрессового состояния подписью документа, в котором
описывается, что данная процедура может закончиться заражением венерическими
заболеваниями, СПИДом и даже летальным исходом? Я считаю, что отстранение от
ответственности создаёт почву для поощрения описываемых ситуаций и халатности
врачей, которые царят в стенах РКБ.
Возвращаясь к ошибке, заключающееся в редукции доз,
необходимо отметить, что на сегодняшний день, невзирая на свои решения,
профессор из Москвы отказался от сопротивлений и споров и, сняв с себя
ответственность, оставил дозировку без изменений. Грубо говоря, никому не нужно что-то кому-то
доказывать, тем более на расстоянии в 1500 километров. Это естественно, что «писанина»
и все назначения оказываются пустышкой, ведь в Тирасполе на всё смотрят иначе:
если что-то случится в процессе лечения, родственники пациента могут обратиться
в Следственный Комитет. Однако, никто не беспокоится, что редукция доз может
привести к малой эффективности лечения, что приведёт, в конце концов, к летальному
исходу. В таком случае с врачей спроса нет!
Именно поэтому редукция доз у наших врачей является
любимым занятием. Стоит просмотреть документацию, которая содержит информацию о
прежнем лечении, - и там тоже явно видно, что схема СНОР производилась с
редукцией. Наверно, не я должен объяснять, что такие ошибки и приводят к
минимальным 10% выхода в ремиссию приднестровских пациентов, что отметила
Комаченко О. И. в своём интервью несколько месяцев назад.
Среди ошибок необходимо упомянуть то, что должен знать
каждый врач. Прежде всего, нецелесообразность введения калия через
периферический катетер (что подтверждено письмом из министерства
здравоохранения, являющимся ответом на моё обращение к министру от 7 июля 2014
года), после чего случилось критическое падение давления, но вовремя
среагировать на данные побочные действия было просто некому: химиотерапия должна была производиться только в условиях
реанимации – там бы хоть данную ошибку исправили моментально, - но на самом
деле, от этой затеи наши врачи отказались уже после первого курса..
Реальность же была такова, что кардиолога рядом не
было, гематолога тоже – исправляли всё валерианой. Пока кардиолог явился,
как-то само прошло – это в больнице нормально, как это вообще можно
комментировать? Что было бы, если бы произошла остановка сердца??? Впрочем,
развитие флебита тоже не та новость, о которой хотелось бы мечтать. Кстати
говоря, факт данного происшествия нигде не зарегистрирован, поэтому
Министерство Здравоохранения, не разбираясь, смело заявляет, что такого не
было. Это больше похоже на прикрытие невразумительных действий врачей, дабы не
поднимать переполох вокруг нашей ситуации, нежели на попытку помочь нам.
Наверно, стоит также отметить, что в период развития
асцита его явная причина выявлена не была – спихнуть всё на сердечную
недостаточность и не придавать асциту должного внимания, я считаю,
непрофессионально. На фоне асцита, учитывая ужасно некачественный
послеоперационный шов, выполненный после удаления желчного пузыря, высока
вероятность возникновения грыжи в области белой линии живота. Это и случилось,
но грыжа нашими врачами не была выявлена даже после проведения Компьютерной
томографии. Почему-то я, не понимающий в медицине «ничего», увидел, что что-то не так, а техник-рентгенолог ничего не
увидел. Мне пришлось отправлять диск в Россию, дабы получить нормальное
описание, в котором всё расписано подробно, но более двух тысяч рублей ПМР мы
оплатили именно в Тирасполе. Вопрос: за что?
Этот вопрос особенно созрел 10 июля 2014 года, когда
была произведена ещё одна Компьютерная томография, ведь в описании
техника-рентгенолога мы увидели уже непростительные ошибки. Заплатив 675 рублей
(~62$), мы получили заключение, в котором было написано, что у мамы желчный
пузырь размерами 9,8*3,5 плотностью 16HU, но у неё он, как я упомянул выше,
удалён лет 6 назад. Это, конечно, перебор, поэтому мы пошли разбираться, после
чего нам написали, что желчный пузырь удалён, но изменили и данные печени:
теперь плотность паренхимы не 5-26HU, а 65-69HU. Изменён и общий текст
заключения, где грыжу до сих пор не видят в упор, а "лимфоаденопатия
парааортальных и мезентральных лимфоузлов" куда-то исчезла.
"КТ-признаки жирового гепатоза" поменяли на "КТ-признаки
уплотнения паренхимы поджелудочной железы". Добавлена также "простая
киста правой доли печени" - это, наверное, бонус, но почему-то нас и он не
радует, ведь теперь неизвестно, где правда, а где - ложь?
Самое интересное, что данные УЗИ кардинально
отличаются с тем, что описано в заключении к томографии, хотя между этими процедурами
лишь двое суток: например, мы сами видим, сравнивая снимки компьютерной
томографии, что печень уменьшилась с прошлого обследования, что подтверждено и
УЗИ, но в заключении КТ она, наоборот, увеличена, судя по цифрам. Также не
захотели нам писать размеры лимфоузлов - просто в кабинете УЗИ сказали, что
"не хотят"! Аргумент, конечно, шикарный, но мы не смогли их ни
уговорить, ни, тем более, заставить.
Кстати говоря, уж обследования можно было для нас
сделать бесплатными,
тем более, что КТ, повторюсь, положено производить
каждому больному онкологическим
заболеванием, ведь без проведения рестадирования, о
котором в Приднестровье
ничего не знают, отслеживать эффективность лечения
невозможно! Получается,
что наши врачи лечат наугад, по старинке, ведь далеко
не каждый пациент себе
позволит такую услугу, как Компьютерная Томография.
Возвращаясь к асциту, который мы уже практически
преодолели, необходимо подчеркнуть некие странности ведения лечения – например,
если проблема с почками, - а при
анализах мочи было видно, что с мочевиной не всё в порядке, - то
назначение диуретиков нецелесообразно, а нефротоксичный фуросемид был явно
диуретиком. К тому же, сами симптомы тоже вызывали сомнения, которые
наталкивали на иные причины асцита. В самом начале, по всем признакам
разрастания асцита, я считал, что виновны в этом исключительно лимфоузлы,
которые могли зажать портальную либо нижнюю полую вены. Спустя месяцы, после
рекомендаций из Москвы осуществить компьютерную томографию, в описании мы
прочитали: «Брюшной отдел аорты и нижняя полая вена слабо дифференцируются –
возможно, из-за увеличенных парааортальных лимфоузлов». Как-то слово «возможно»
не вписывается в заключение профессионального врача, но дело даже не в том: как
сердечные препараты или мочегонные, выводящие напрочь кальций и другие
элементы, могли помочь уменьшить лимфоузлы?
Хочется обратить внимание, что борьба со следствием
болезни, а не причиной –
это стандарт Приднестровского лечения любой болезни,
поэтому, например, «сердечники» сидят на таблетках до конца дней своих, ведь
наполняются «водой» моментально, если прекращают их пить. У нас диуретики –
панацея от всего, хотя все знают, что постоянное их применение приводит к
последствиям, которые постепенно становятся необратимыми: люди слабеют, перестают
иметь возможность себя обслуживать. Постепенно асцит становится непоправимым, а
нужно было лишь разобраться в его причине, назначив обследование и оплатив
лечение. Именно так происходит и в случае с моей матерью: вместо оптимальной
дозы противоопухолевого лекарства, врачи назначили диуретик.
Я всё-таки хотел бы разобраться также с тем, почему
мы должны покупать те лекарства, которые по закону должны быть бесплатными, ещё
раз напомнив также вопрос, почему онкобольные должны платить за КТ, если эта
процедура должна быть назначена неоднократно при лечении рака? Вообще, почему
необходимо платить за то, что некачественно описано, где самые важные моменты (например,
грыжа) вообще упущены и даже не упоминаются?
Описывая всё вышесказанное, мне хочется отметить, что
отказ в материальной помощи со стороны Министерства Здравоохранения в лечении
мамы должен быть пересмотрен: все ошибки налицо, но, тем не менее, результаты
проведения химиотерапии привели к значительному улучшению самочувствия, к
уменьшению лимфоузлов, селезёнки, печени, а также отмене многочисленных
препаратов, которые оказались неэффективны. Более того, «мабтера» (ритуксимаб), отталкиваясь от международного
протокола лечения, является обязательным препаратом при лечении фолликулярной
лимфомы. Соответственно, мабтера просто необходима пациентам, борющимся с
фолликулярной лимфомой – в противном
случае, практически всегда, исход летальный.
Список врачебных ошибок, которые наблюдаются мною
постоянно, можно продолжать долго, причём они легко доказуемы, но ведь дело не
только в них: Министерство
Здравоохранение обязано Охранять Здоровье граждан республики, не ссылаясь
на нехватку средств, оказывая любую поддержку больным людям и показывая, что
они кому-то нужны. К тому же, к проблеме нужно подходить здраво, ведь никакие
амбиции или отговорки не оправдывают те проступки Министерства, которые
заведомо осознанно отправляют пациента на преждевременную смерть.
К примеру, невозможно понять смысл слов «жизненно важные лекарства», если они заведомо
вредят организму, приводя его в то состояние, которое заставляет врачей
отказывать в лечении. Я считаю, что человек, проработавший долгие годы на
предприятиях республики и выплачивающий все налоги, имеет право на лечение и на
жизнь.
Используя
пример лечения моей матери, можно смело признать, что по-настоящему «жизненно
важными» стали именно «Мабтера» и «Рибомустин», развеявшие все прогнозы скорой
смерти моей мамы со стороны врачей, которые в личном разговоре сообщили нам, что «медицина
бессильна». Таким образом, переведя мою маму на поддерживающую терапию,
приднестровские медики отказались дать какой-либо шанс человеку, приговорив его
к смерти.
Несмотря
на все ошибки, организм борется с болезнью, которая постепенно отступает, но
никакой поддержки со стороны государства мы до сих пор не получаем, ведь
сотрудники Министерства Здравоохранения, включая Министра Здравоохранения
лично, отказывают нам в помощи, ссылаясь на устаревшие данные, которые тоже
могут стать оспариваемыми. Например, «самостоятельное» решение о консультации в
Московском гематологическом институте оценивать как некое самовольство
невозможно – именно наше решение привело к тому, что моя мать до сих пор жива и
находится в удовлетворительном состоянии.
Вообще, необходимо помнить, что врач должен
относиться к человеку, как это подобает всем моральным нормам современного
общества, а не делить их на тех, «кто дал» или «не дал» определённую сумму.
Почему-то сейчас врачам все должны, причём это известно главам Минздрава, но
никаких изменений нет. Например, случай, при котором меня на инвалидной коляске
не пускал в свой кабинет заместитель Главного врача Республиканской Клинической
Больницы не был решён никак: я не получил никаких извинений, а она, наверняка,
не лишилась поста и даже не получила выговор, хотя мы сообщили о данном
эксцессе Скрыпник Татьяне Сергеевне, будучи у неё на приёме.
Если наша медицина умеет только кричать на инвалидов
и детей, то каким образом можно говорить о цивилизованности приднестровского
общества? Почему врачи привыкли откровенно хамить пациентам и их родственникам?
Считаю, что необходим тщательный отбор медицинского персонала, который будет
доказывать свою квалификацию знаниями и процентами
спасённых человеческих жизней, которые должны стремиться к 100%, а не к нулю.
Необходимо понимать, что медицина должна иметь развитие, что опыт лечения моей
матери должен стать отправной точкой к повышению результативности борьбы с
раком в нашей республике, а для этого нужно, чтобы каждый занимал своё место в
жизни. Я уверен, что есть настоящие специалисты и у нас, но работают они не по
своей специальности, ведь вакансий врачей гематологов или онкологов откровенно
мало – к тому же, практически все они заняты людьми, которые так и не понимают,
что в их руках не просто шприц или таблетка, а жизнь человека, которого скоро
может не стать. Не стать из-за одной ошибки!
Все мои попытки добиться справедливости, обращаясь в
Министерство Здравоохранения ПМР, оказались безуспешными, но ошибки были
сделаны, они не имели права вообще существовать, а отвечать за них никто не
хочет. Последний ответ из Минздрава, подписанный и.о. Молокановой И.И., вообще
оставил все мои вопросы без ответа. Простой набор слов, который игнорирует
проблемы с диуретиками, с качеством описания УЗИ и Компьютерной Томографии, с
обращением медицинского персонала, в котором ни капли уважения – всё это ответ
Министра?
Уважаемый Евгений Васильевич! Лозунг Вашей
предвыборной компании гласил «Порядок
Будет», поэтому я прошу Вас обратить внимание на моё обращение, принять
меры по искоренению врачебных ошибок, наведя настоящий порядок в медицинских
учреждениях Республики, и сделать всё возможное для того, чтобы оплатить лечение
моей матери Перинской Феодоры Ивановны, включая уже потраченные средства,
которые мы можем подтвердить, предоставив все аптечные чеки.
Хочется выделить тот факт, что данное письмо –
попытка изменить ситуацию, происходящую в стенах наших больниц: мне искренно
хочется надеяться, что будет внедрено тестирование знаний врачей, что поездки
на повышение квалификации в Россию или дальнее зарубежье будут оправданы
результативностью лечения рака, что кто-то будет нести ответственность за сотни
смертей, которых могло и не быть. Например, острый лейкоз в Приднестровье
лечить не умеют вообще, но и оплачивать лечение за пределами республики тоже никто
не желает. Выходит, что попытка вылечить приводит к убийству, ведь нет ни препаратов, ни знаний.
Необходимо ввести такое понятии, как «терапия выбора
пациента», необходимо отказаться от «преднизолона» напрочь, ведь данный
иммуннодепрессор не может поднимать лейкоциты во многих случаях. Конечно,
необязательно всех переводить на «нейпоген», но «нейпомакс» себе может
позволить любое государство.
К тому же, применение таких препаратов, как
«мабтера» или «рибомустин» требует наличия специальных дозаторов. Почему же мою
мать выгнали из реанимации, где он имеется, сразу после первого курса
химиотерапии по систем RB,
если осуществлять данную процедуру обычной капельницей нельзя? Почему постоянно
процедуры начинаются после 12:00 дня, продолжаются до 18:00 вечера, а врачи
уходят домой примерно в 15:30? О каком контроле тут вообще может идти речь,
если дежурного врача в отделении вообще нет???
8 августа 2014.
Шемянский
Валерий Николаевич_____________________________________
Ул. 9 Января, дом №198, кв. 43
Тел.: 0-778-534-21
