Директору Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ
Ингибьёрг Солрун Гислдоттир
Уполномоченному Верховной Рады Украины
по правам человека
Денисовой Людмиле Леонтьевне
Народному Адвокату Республики Молдова
Которобай Михаилу
Уполномоченному по правам человека в РФ
Москальковой Татьяне Николаевне
Уполномоченному по правам человека
в Приднестровской Молдавской Республике
Косинскому Вячеславу Николаевичу
Президенту ПМР
Красносельскому Вадиму Николаевичу
Прокурору ПМР
Гурецкому Анатолию Анатольевичу
Министру внутренних дел ПМР
Мова Руслану Петровичу
Министру Государственной безопасности ПМР
Гебосу Валерию Дмитриевичу
от Шемянского Валерия Николаевича, проживающего по адресу: Республика Молдова (Приднестровская Молдавская Республика), город Тирасполь, улица 9 Января, дом ***, квартира **; телефон +37377799836
Е-майл: aid19821002@yandex.ru
социальный статус: инвалид I группы
Уважаемая Директор,
Уважаемые Омбудсмены Украины, Республики Молдова,
Российской Федерации и Приднестровской Молдавской Республики,
Уважаемые Президент и Прокурор Приднестровья,
Уважаемые Министры внутренних дел
и государственной безопасности ПМР!
 10 декабря 2020 года, в день рождения моей покойной матери Перинской Феодоры Ивановны, скончавшейся 18 сентября 2020 года, я, гражданин Украины и ПМР, являющийся человеком с ограниченными возможностями, страдающим заболеванием ДЦП (детский церебральный паралич, отягощённый тетрапарезом) и передвигающимся исключительно при помощи инвалидного кресла, а также моя супруга Федотова Галина Николаевна, являющаяся гражданкой Российской Федерации и ПМР, подверглись противоправному акту милицейского беспредела, произошедшему в ПМР. В 17 часов вечера 10 декабря 2020 года мы с моей супругой прибыли на кладбище «Западное» города Тирасполь с целью посетить могилу моей матери. Проехав по центральной дороге кладбища, у квадрата №50 мы повернули направо, чтобы затем проехать между квадратами до места могилы моей матери. При этом мы были уверены, что на кладбище больше не было никого, по пути мы не встречали ни пешеходов, ни машин, движущихся в попутном либо во встречном направлениях.
Однако, сзади нашей машины марки «Форд Мондео», имеющей государственные знаки «Р***АН», неожиданно появился яркий свет фар. В тот же момент мне стало ясно, что автомобиль, двигавшийся за нами, управляется лицами, имеющими цель преследования нас, так как свет фар возник в непосредственной близи от нас, что нетипично для людей, проезжающих по своим делам. Также не было световых сигналов мигалок, звука сирен либо обращений через громкоговоритель, которыми обычно оборудованы автомобили правоохранительных органов. Данное поведение говорит о том, что автомобиль, появившийся в непосредственной близи, должен был двигаться какое-то время с выключенным светом фар. Для того, чтобы убедиться в своих домыслах, мы с супругой решили остановиться и пропустить выше обозначенный автомобиль вперёд. В момент нашей остановки из преследовавшего нас автомобиля вышло лицо, имеющее внешность, схожую с внешностью бывшего заключённого, и, подбежав к нашей машине, максимально вытянутой рукой, боясь наступить в глубокую лужу, резко открыло водительскую дверь и приказало моей жене проехать чуть вперёд, где более сухо.
В это же время, подстраховывая своего соратника, лицо, оставшееся в преследовавшем нас автомобиле, объехало нас и перекрыло нам путь своей машиной белого цвета, не имеющей опознавательных знаков, характерных для транспорта правоохранительных органов. Поскольку на кладбище было темно, а личность, приказавшая нам проехать вперёд, была с характерным представителям уголовного мира поведением, сделав вид, что отъезжаем от лужи, мы с супругой решили уехать с кладбища в отделение ГАИ, расположенное неподалёку, и, увидев ровную площадку земли возле могил, объехав авто, преградившее нам путь, двинулись вправо, чтобы вновь выехать на центральную дорогу кладбища. Несмотря на дождь и размытую грязью дорогу, неизвестные лица стали нас преследовать.
На центральной асфальтированной дороге кладбища белый автомобиль обогнал нас, поскольку мы принципиально не стали преграждать ему путь, не желая участвовать в гонках «а-ля Голливуд». Обогнав нас, автомобиль, похожий на «Фольксваген Поло», государственный номер которого «Т***КХ», остановился поперёк дороги у шлагбаума и преградил нам путь. Отказавшись от дальнейших гонок и увидев, как из белого авто с номером «Т***КХ» вышли два человека, мы остановились.
Один из данных лиц, практически подбежав к водительской двери, на 2-3 секунды достал какое-то удостоверение и, произнеся «уголовный розыск», бесцеремонно открыл водительскую дверь. В это же время, пользуясь нашей отвлечённостью, уже видя, что я имею ярко выраженную инвалидность, обусловленную состоянием человека, страдающего детским церебральным параличом (ДЦП), лицо худощавого телосложения, похожее на бывшего заключённого, копирующее все повадки выше указанных граждан, резко и дерзко открыло мою дверь, являющуюся для меня опорой, поскольку я имею проблемы с удержанием равновесия.
Чтобы не упасть на землю, я откинулся влево от двери и в это время из машины выпала сумка жены, которая лежала, упираясь в мою дверь. Как выяснилось позже, по прибытии домой, в процессе падения сумки, о землю ударился мобильный телефон супруги, из-за чего стекло сенсорного экрана получило трещину.
Несмотря на мои просьбы поднять упавшую сумку, лицо, открывшее мою дверь, смотрело на меня, словно на цирковое животное и заявляло, что я нахожусь под воздействием наркотических средств.
Позже это же лицо, обратившись к моей супруге, желало узнать, есть ли в её сумке наркотики! Личность, представившаяся сотрудником «уголовного розыска», заявила, что у них имеются подозрения, что мы приехали «закладывать пакеты с наркотическими веществами». Данные подозрения были основаны лишь на том, что мы «приехали ночью (акцентирую: можно и нужно читать «в 17 часов ночи») на кладбище».
Личность, раскрывшая мою дверь, параноидально утверждая, что я наркоман и не обращая никакого внимания на мои заявления об имеющемся у меня заболевании ДЦП, потребовала у моей супруги мой паспорт, после чего позвонила по неизвестному мне номеру и попросила «пробить всю информацию, которая есть на Шемянского Валерия Николаевича» - то есть, на меня.
Лица, насмотревшиеся американских боевиков, производившие противоправные действия, направленные на ущемление наших прав и свобод, не представились, не осведомили нас об имеющихся операциях, нам неизвестно, были ли какие-либо ориентировки, подходил ли наш автомобиль, имеющий на ветровом и заднем стёклах знак перевозки инвалида, под имеющиеся ориентировки, или данные личности действовали по принципу «гадания на кофейной гуще». Нам неизвестно, каким приказом, распоряжением или иным нормативным актом лица, преследовавшие нас, руководствовались, разъезжая по кладбищу и производя действия, направленные на моральное унижение, моральные насильственные манипуляции, достигнутые неадекватным поведением горе-милиционеров, позволившим себе удержание невиновных ни в чём людей, коими являемся мы с супругой.
Данный милицейский произвол продолжался бы и дальше, но в это время к шлагбауму, перекрытому автомобилем без опознавательных знаков служебной милицейской машины с номером «Т***КХ», подъехал легковой транспорт, из которого водитель – предположительно женщина – потребовал/а освободить проезд. Лица, представляющие уголовный розыск Приднестровья, растерявшись приезда ещё одной машины, освободили проезд и отпустили нас. При этом данные сотрудники правоохранительных органов, в особенности лицо худощавого телосложения, проявляли ярко выраженную нервозность и замешательство от своих действий. Поведение сотрудника, «пробивавшего» информацию обо мне, а также его взгляд и выражение лица в целом выражали агрессивность, раздражительность и подозрительность.
Между тем, автомобиль, въехавший на территорию кладбища позже нас, никаких подозрений у лиц, ищущих неких «закладчиков наркотиков», не вызвал. Погони за людьми, находящимися в машине, помешавшей доблестным милиционерам определить меня в наркоманы и наркоторговцы, не последовало. Они даже не были привлечены, как понятые, что создаёт впечатление, что в случае досмотра автомобиля, понятыми были бы фотографии на могилах.
Понимая, что произошедшее с нами является беспределом правоохранительных органов и отъехав примерно километр, мы позвонили в 17 часов 27 минут 10 декабря 2020 года в милицию для выяснения всех фактов обстоятельств. Выслушав мою супругу, нам ответили, что перезвонят через несколько минут. Спустя несколько минут нам позвонили из Дежурной Части и попросили приехать в Управление внутренних дел города Тирасполь, где мне, как инвалиду I группы, не предоставили возможность доступа в кабинет для дачи показаний. В допросном кабинете находилась исключительно моя супруга Федотова Г. Н., находящаяся в шоковом состоянии. Мои показания были записаны только после моих требований, переданных мной через супругу посредством телефонного звонка, что определяет явное дискриминационное отношение ко мне, как к инвалиду, передвигающемуся с помощью электрического инвалидного кресла.
В то время, когда моя супруга находилась в допросном кабинете, ко мне вышел некий сотрудник милиции, который, как и лица, пытающиеся найти у нас наркотики, был одет в штатское. Не представившись мне, он извинился за своих сотрудников и заявил, что их можно понять, поскольку они молодые и ничего страшного не случилось. Объявить мне их должности и имена он отказался, также он дал мне понять, что моё намерение обратиться в Прокуратуру ПМР – это моё право, но толку от этого не будет, поскольку Прокуратура будет работать с теми материалами, которые они ей предоставят.
По словам моей супруги, этот человек был Н. Н., представившимся ей в допросном кабинете «начальником этих хлопцев». Таким образом, мы до сих пор не знаем, кто «эти хлопцы» и кто их «начальник», который уже определил исход разбирательств, пророчащий факты круговой поруки.
Устав от постоянных нарушений прав человека в Приднестровской Молдавской Республике, определившей в статье 16 своей Конституции, что якобы «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью общества и государства», являясь жертвой милицейского беспредела, а вместе с тем и государственного произвола, допущенного в День прав человека,
ПРОШУ:
- Директора Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ, а также Омбудсменов Украины, Российской Федерации, Республики Молдова и Приднестровской Молдавской Республики – стран и сторон-участниц переговорного формата «5+2» - обеспечить должный мониторинг за соблюдением прав человека в целом и прав своих граждан, являющихся заложниками круговой поруки, имеющейся во властных органах Приднестровья и являющейся причиной постоянной безнаказанности сотрудников государственных органов, превышающих свои полномочия;
- Директора Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ, а также Омбудсменов Украины, Российской Федерации, Республики Молдова и Приднестровской Молдавской Республики – стран и сторон-участниц переговорного формата «5+2» - обратиться к органам управления своих государств с требованием (о рекомендациях речь идти не может) создания объединённого органа, осуществляющего мониторинг за соблюдением прав человека в непризнанном государстве, а также определить ответственных лиц за создание условий для реализации прав и свобод человека в ПМР;
- Директора Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ, а также Омбудсменов Украины, Российской Федерации, Республики Молдова и Приднестровской Молдавской Республики – стран и сторон-участниц переговорного формата «5+2», - Президента ПМР, Прокурора ПМР, Министра внутренних дел ПМР, Министра государственной безопасности ПМР защитить мои права, как гражданина Украины и ПМР, и права моей супруги Федотовой Г. Н., как гражданки Российской Федерации и ПМР, нарушенные в части следующих норм международного права и нормативных правовых актов Приднестровской Молдавской Республики:
А) статья 3 Всемирной декларации прав человека, статья 20 Конституции Приднестровской Молдавской Республики, поскольку нарушение личной неприкосновенности является вмешательством извне в сферу индивидуальной жизнедеятельности человека, включающую в себя физическую, психическую и моральную неприкосновенность. При этом я требую признания факта преграждения пути нашему автомобилю, а также факта попытки необоснованного проникновения в машину, являющуюся частной собственностью, фактами физического вмешательства в мою личную жизнь и личную жизнь моей супруги, нарушающими нашу личную неприкосновенность. Я требую признать наше незаконное удержание нанесением нам морально-нравственных страданий и психического давления;
Б) статья 5 Всемирной декларации прав человека, статья 21 Конституции Приднестровской Молдавской Республики, поскольку в отношении нас, особенно в отношении меня, было применено унижающее моё достоинство и достоинство моей супруги обращение, при котором, помимо ограничений нашей индивидуальной жизнедеятельности, от сотрудников уголовного розыска в наш адрес последовали прямые обвинения в наркоторговле и наркомании;
В) статья 12 Всемирной декларации прав человека, статья 17 Международного Пакта о гражданских и политических правах, статья 24 Конституции Приднестровской Молдавской Республики, поскольку сотрудниками уголовного розыска осуществлено прямое произвольное вмешательство в нашу личную и семейную жизнь, приведшее не только к созданию нам стрессовой ситуации, которая осталась незавершённой, только благодаря третьим лицам, но и к воспрепятствованию реализации семейных традиций и высоконравственных ценностей, заключающихся в уважении памятных для моей семьи дат;
Г) статья 13 Всемирной декларации прав человека, статья 12 Международного Пакта о гражданских и политических правах, статья 25 Конституции ПМР, поскольку свободно передвигаться по кладбищу в 17 часов вечера – преступление только для лиц, страдающих паранойей;
Д) статья 18 Всемирной декларации прав человека, поскольку посещение кладбища в памятные для семьи дни носят характер обряда;
Е) часть 2 статьи 29 Всемирной декларации прав человека, поскольку «при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе». То есть, либо ограничений прав и свобод человека по принципу «я – уголовный розыск» или «кажется, это не ДЦП, а наркомания» в Приднестровье быть не может, либо Приднестровская Молдавская Республика за 30 лет не сумела построить демократическое общество;
Ж) следующие нормы Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Приднестровской Молдавской Республике»:
1) пункты к) и л) статьи 2 – в части нарушения принципов оперативно-розыскной деятельности, основанных на «адекватности применения оперативно-розыскных сил, средств, методов, мер решаемым задачам», поскольку решение на использование жёстких ограничений моих прав и свобод, а также прав и свобод моей супруги посредством блокирования или проникновения в автомобиль, являющийся нашей частной собственностью, принималось исключительно по причине нашего приезда на кладбище в 17 часов вечера. Неадекватными можно назвать саму методику ОРД, которая заключалась в езде с выключенным светом фар, внезапным появлением сзади нашего автомобиля и прочими, неподдающимися здравому смыслу действиями сотрудников милиции.
Таким образом, выше обозначенные ограничения наших прав и свобод были реализованы сотрудниками уголовного розыска при полном отсутствии признаков «всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела», если оно вообще имеется. Судя по действиям сотрудников уголовного розыска, они вообще не знали, кого они ищут, чего ждут и почему они вообще находятся на кладбище.
2) подпункт ж) пункта 2 статьи 3 – данный подпункт содержит полный список ситуаций, позволяющих сотрудникам уголовного розыска собирать информацию о гражданах. Запросив сбор информации обо мне, лицо, нарушившее мои права и свободы, не обратило внимания, что я могу сообщить о себе сам, что я не осуществил нарушение закона, не носящее характера уголовного преступления, и информация обо мне не способствует решению задач по борьбе с преступностью, что информация обо мне не способствует возмещению ущерба, причиненного в результате совершения преступных деяний и что она не способствует обеспечению выполнения решений суда о возмещении ущерба, причиненного преступлением.
Лицо, безосновательно «пробивающее» информацию «на» меня, нарушило пункт 3 статьи 3, регламентирующий, что «недопустимо осуществление оперативно-розыскной деятельности для достижения целей и решения задач, не предусмотренных настоящим Законом»;
3) пункт 1 статьи 4 – в части того, что действия сотрудников уголовного розыска противоречили нормам правовой основы оперативно-розыскной деятельности в ПМР;
4) подпункт б) пункта 2 статьи 5 – в части использования оперативно-розыскного мероприятия «оперативное наведение справок», невзирая на то, что, согласно пункту 1 статьи 5 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Приднестровской Молдавской Республике», «оперативно-розыскные мероприятия проводятся в случаях, когда иным путем невозможно обеспечить выполнение задач, предусмотренных статьей 3 настоящего Закона». «Оперативно наведение справок» использовалось сотрудником уголовного розыска, перепутавшим моё состояние, обусловленное ДЦП, с состоянием наркотического опьянения, при этом сотрудником не был проявлен интерес к моим заявлениям и объяснениям. Осуществление выше обозначенного мероприятия не только нарушало мои права и свободы, но и выглядело глупо, являлось необоснованным, указывало не некомпетентность работника милиции;
5) часть 1 пункта 4 статьи 5 - в части использования оперативно-тактических действий, регламентированных подпунктами а) и е) пункта 4 статьи 5 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Приднестровской Молдавской Республике», поскольку осуществление «блокирования» и «погони» должно быть направлено «на пресечение преступлений и (или) задержание лица, подготавливающего, совершающего или совершившего преступление либо разыскиваемого по делу оперативного учета». То есть, у сотрудников уголовного розыска должна быть информация, что я или мы с моей супругой подготавливаем, совершаем или совершили преступление. Также их действия означают, что они действовали с целью нашего задержания по выше обозначенным причинам либо по причине розыска меня либо нас с супругой по некоему делу оперативного учёта. Данное превышение полномочий должно быть наказано минимум отстранением от должности! «Блокирование» или «погоня» по причине приезда граждан на кладбище в 17 часов вечера не оправдано никакими нормами международного законодательства или законодательства ПМР;
6) пункт 1 статьи 6 – в части того, что перечень оснований «для проведения оперативно-розыскных мероприятий» не содержит причины «потому что показалось», «для нас подозрительно» или «приехали в 17 часов вечера на кладбище». Часть 2 пункта 1 статьи 6 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Приднестровской Молдавской Республике» ясно регламентирует, что «приведённый перечень оснований для осуществления оперативно-розыскных мероприятий может быть изменён или дополнен только посредством внесения изменений или дополнений в настоящий Закон». То есть, сотрудники уголовного розыска, находящиеся вечером на кладбище, правом законодательной инициативы и правом её принятия явно не обременены;
7) пункт 2 статьи 6 – аналогично отсутствию оснований, отсутствовал повод для осуществления оперативно-розыскных мероприятий, при этом, согласно части 2 пункта 2 статьи 6 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Приднестровской Молдавской Республике», «приведённый перечень поводов для осуществления оперативно-розыскных мероприятий может быть изменён или дополнен только посредством внесения изменений или дополнений в настоящий Закон». Желание сотрудников уголовного розыска развлечься поводом для осуществления оперативно-розыскных мероприятий не является.
З) следующие нормы закона ПМР «О Милиции»:
1) статья 1 – действия сотрудников уголовного розыска нарушали наши права и свободы, а не защищали их – в частности, препятствовали нашему свободному передвижению, доставляли моральное насилие и психологическое воздействие, посягали на проникновение в наш автомобиль, являющийся нашей собственностью;
2) статья 2 - действия сотрудников уголовного розыска препятствовали реализации наших законных интересов в то время, когда должны были их защищать. Данные сотрудники неуважительно воспрепятствовали моим семейным традициям, неуважительно отнеслись к моему личному времени и личному времени моей супруги, вторглись в нашу личную жизнь, незаконно осуществляли сбор информации;
3) статья 3 - действия сотрудников уголовного розыска противоречили принципам деятельности милиции, основанным на законности, гуманизме и уважении прав человека;
4) статья 4 - в части того, что действия сотрудников уголовного розыска противоречили нормам правовой основы деятельности милиции;
5) статья 5 – в части того, что к нам было применено неуважительное обращение, характеризующееся противозаконным намерением проникнуть в автомобиль, принуждением к безосновательному подчинению капризам сотрудников милиции, которых невозможно было идентифицировать, как служащих правоохранительных органов. Таким образом, ограничение наших прав являлось противозаконным. К тому же, данные сотрудники нам не представились, не сообщили причину и цель обращения, которые были выдуманы впоследствии, когда мы были практически задержаны. Нам не была представлена информация ни об одной законной причине и основании ограничения нас в правах и свободах, не были разъяснены возникающие в связи с этим наши права и обязанности;
6) пункт 2) статьи 14 – в части того, что документы, удостоверяющие личность, проверяются милицией только в тех случаях, «если имеются достаточные основания подозревать их (граждан – прим.) в совершении преступления или полагать, что они находятся в розыске, либо имеется повод к возбуждению в отношении них дела об административном правонарушении». Моё появление в 17 часов вечера на территории кладбища и имеющийся диагноз ДЦП таких оснований не даёт;
7) пункт 4-1) статьи 14 – в части того, что досмотр транспортных средств осуществляется милицией «при наличии данных о том, что эти граждане имеют при себе оружие, боеприпасы, патроны к оружию, взрывчатые вещества, взрывные устройства, наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры либо ядовитые или радиоактивные вещества». Между тем, дотрагиваться до нашего автомобиля сотрудники милиции имел право только при осуществлении досмотра, во время которого должны присутствовать понятые либо должна осуществляться видеозапись, также должен быть оформлен протокол досмотра;
8) пункт 20) статьи 14 – досмотр транспортного средства должен был быть выполнен «при проведении операций по задержанию лиц, совершивших преступление или сбежавших из-под стражи на участках местности, где вероятно их появление».
К тому же, открыв дверь, сотрудники уголовного розыска могли руководствоваться, помимо прочего, статьёй 28.9 Кодекса об административных правонарушениях Приднестровской Молдавской Республики, регламентирующей наличие понятых, видеозаписи, составление протокола, чего сделано не было.
- Президента ПМР, Прокурора ПМР, Министра внутренних дел ПМР, Министра государственной безопасности ПМР приложить все усилия по наступлению справедливой и законной ответственности за осуществление противоправных деяний сотрудников уголовного розыска, являющихся ничем иным, как превышением служебных полномочий, охарактеризованным нарушением норм законодательства, упомянутых в пункте 3 просительной части настоящей жалобы.
P. S.: Данная жалоба направлена всем адресатам, а также в средства массовой информации Приднестровской Молдавской Республики, Республики Молдова, Украины и Российской Федерации и опубликована на моём личном Интернет-сайте по ссылке:
https://shemyanskiy.ucoz.ru/publ/jurnal/zhaloba_na_milicejskij_bespredel_v_pridnestrove/1-1-0-12 .
P.P.S.: Использование отдельных частей, фрагментов или цитат данной жалобы средствами массовой информации с целью искажения фактов, присутствующих в ней, или иных противозаконных целей мною запрещено и будет оспорено в судебном порядке.
14 декабря 2020 года Шемянский В. Н.
|
